Хорватия Пула

В антракте я поделился с работником театра своим впечатлением. Еще бы, - улыбнулся он, - в самом конце выяснится, что Вилли фашист. - Как фашист?! -испугался я. - А воспитатель? - А воспитатель честный циркач, даже с некоторым советским уклоном. - Но ведь это издевательство, - воскликнул я. -Какие основания? Есть. - Что же именно? - Письмо. - Какое письмо?- То, которое Вилли пишет своему товарищу за границу, откуда видно, что он скаут. - Но тогда это письмо надумано, придумано! Это подметное письмо! Оно сфабриковано с явно провокационной целью! Как зритель я не могу принять подобного оборота дела. - То вы, а то они, детская психология, она совсем иная. Опять детская психология! Любите путешествовать? Выбирайте хорватия пула.

Ладно, посмотрим! Спектакль продолжается. В квартиру, где спрятался Вилли, стучит сгорбленная старуха. У старухи страшное, мертвенное лицо - такие могут сниться только в кошмарах. Она входит в квартиру, где остались только дети. Страшно. Она быстро обыскивает все углы. Страшно. Страшно. Но самое страшное впереди. Зрители замечают, что из-под юбок старухи выглядывают брюки. Крик вырывается у зрителя: Старый циркач! Спасите Вилли! Вилли снова спасают. Со старухи срывают маску. В таких вот ситуациях действие идет к самому финалу. И в финале, то есть тогда, когда люди готовы уже покинуть зал, потому что все ясно... Вилли роняет письмо, письмо кто-то хватает и громко читает публике. Из письма видно, что Вилли скаут и что он собирает материал против Советской России. Если бы в эту минуту зрителя чем-нибудь ударили, он был бы менее потрясен и оскорблен. Наступила мертвая тишина. И вдруг кто-то крикнул пронзительным и обиженным голосом: Неправда, это не он писал письмо. Не он, не он! - громко подхватил весь зал. А когда вновь поднялся занавес и актеры вышли раскланиваться, все закричали: Вилли, Вилли. Зритель вызывал не актрису, игра которой ничем особенным не выделялась, он вызывал героя: Вилли, Вилли. Зал кричал истошно, словно хотел вытолкнуть из своего сознания только что происшедшую сцену: Вилли! Вилли!. Был даже какой-то истерический налет в этом крике: Вилли! Вилли!. Вот почему так хорошо запомнилось это имя, единственное в спектакле.